Писатель Виктор Лихоносов: Доброго никогда не бывает перебор

Все изумительное в искусстве напоминает красивую женщину: она производит впечатление мгновенно. Массовой любви читателя к писателю быть не может. Высокая литература может быть понятна всем, но не все ею интересуются. Кубань и литература. Эти два понятия вернее всего объединяет имя писателя Виктора Лихоносова. Его роман Наш маленький Париж дал столице Краснодарского края еще одно имя, а всей Кубани – своеобразную энциклопедию утраченного нами прошлого. Виктор Иванович, с чего все начиналось? Вместе со своими неразлучными друзьями я учился в Новосибирске в мужской средней школе. Нас было трое – я, Юра Назаров и Эрнест Малыгин. Кто бы мог подумать, что из этой троицы один станет писателем, другой народным артистом России, сыгравшим более 150 ролей в кино, а третий – доктором химических наук, лауреатом Ленинской премии. Я имел тогда непоколебимый авторитет – был школьным футбольным богом и лидером драмкружка – и уговорил всех рвануть в Москву после школы поступать в Щукинское училище. Я, конечно, не поступил, а из Юры Назарова получился очень приличный актер. Но есть и другая отправная точка. Любому жившему тогда советскому человеку 1953 год памятен тем, что умер Сталин. Но осенью того же года в Париже умирает Бунин. Газета Правда по этому поводу поместила крошечное сообщение. Меня очень заинтересовало, кто такой Бунин? Почему он умер на чужбине? Почему запрещены его произведения? Через три года, наверное, благодаря ХХ съезду партии, Бунина впервые напечатали в Советском Союзе. Я помню, как сообщение о выходе бунинского однотомника вышло в Литературной газете и как я спрашивал у продавцов: Не пришел еще? Только узнав Бунина, я понял, как надо, как единственно стоит писать. Однако есть и третий вариант ответа на этот вопрос. Прочитав Тихий Дон, я, будучи уже студентом Краснодарского пединститута, побывал в станице Вешенской у Михаила Шолохова. Наш классик посоветовал мне ехать учительствовать, чтобы лучше узнать жизнь. Я прислушался к этому совету и вскоре стал преподавать русский язык, литературу и историю в спецшколах-интернатах в станице Варениковской и Анапе. Но я считаю, что к писательству меня привел не какой-то огромный жизненный опыт, а впечатлительность и склонность к созерцанию. Как создавали роман Наш маленький Париж? Работу над романом, полное название которого Ненаписанные воспоминания. Наш маленький Париж, я начал в 1978 году. Для этого я на пять лет поселился в поселке Пересыпь на Тамани, где жил в матушкином доме. Работа окончена была в 1983 году, после чего роман гулял по редакциям и издательствам четыре года, прежде чем был опубликован. Материалом для создания романа, в котором охватываются события с 1908-го по 1982 год, стали воспоминания екатеринодарца Василия Чернецкого и других старожилов, а также архивные документы. Роман в итоге вышел небывалым для России тиражом – три миллиона экземпляров. Чем стал для вас этот роман? Наш маленький Париж – мое самое основательное произведение. В него вложено столько старания, столько моей души и терпения. Я считал своим долгом воскресить забытую жизнь. Душа народа требует возврата к корням. Наверное, я послан для того, чтобы запечатлеть и оставить на память то, что исчезло, исчезает и о чем мало кто знает. К прошлому я отношусь не как наблюдатель или летописец, а как участник событий. Когда я забираюсь в прошлое столетие, переворачивая листы в архивах, то живу там без телевизора, легковых машин и газет. Я успел еще застать нескольких живых стариков из той жизни и жадно их порасспрашивать. Вы сами в жизни были учителем. А что для вас главное в этом понятии? Для меня учителями были Шолохов, Есенин. Неповторимым учителем был Бунин, которого я до сих пор люблю. Таким был и весьма подзабытый сейчас Паустовский, который прививал прямо-таки гимназическую любовь к литературе. Я никогда не учился у Бунина стилю, построению фразы. Но он влиял на меня музыкой, нежностью, выбором мотивов. Он словно говорил мне: Не стыдись этой слабости душевной, не бойся тихих слез, полуженского восторга, не оглядывайся и не прислушивайся к насмешкам. Это твое сердце стучит, это твоя душа искрится и плачет, это ты, это твоя жизнь… Свой роман вы писали на Тамани, в Тмутаракани. Есть ли в этих названиях что-то особое, волнующее для вас? Я уверен, что не только для меня. Это уголок притяжения многих. По преданию, здесь прошел апостол Андрей Первозванный. Здесь в изгнании жил преподобный Никон, поставивший церковь Богородицы. Здесь скучал Лермонтов, оставивший повесть Тамань. Отсюда любовался керченским берегом Пушкин. Здесь высадились запорожцы. Такая изумительная поэзия древности. Однако сегодня Тамань превратили в промышленный полуостров. Будет порт, терминал, перевалка сжиженного газа. Цивилизация культуры навсегда покроется хозяйственным мусором. Археологи не докопаются до следов загадочной жизни. Конец заветной тишине. Подумать о Боге некому. Через Керченский пролив смотреть страшно: не Русь уже там, не родная земля, а чужое государство – самостийная Украина. Ваш литературный дебют пришелся на начало 60-х годов прошлого века, но шестидесятником вас никогда не называли. Почему? За год до моей первой публикации в Новом мире в этом же журнале был опубликован Один день Ивана Денисовича, сделавший Солженицына кумиром многих начинающих писателей. Это направление в прозе я назвал гулаговским. Под влиянием переводов современной западной литературы возникла новая молодежная проза (Аксенов, Битов, Гладилин). По популярности с ней соперничала новая молодая поэзия (Ахмадулина, Евтушенко, Вознесенский). Вот они – шестидесятники. Я же работал в провинции без оглядки на все новомодные течения. Я писал так, как меня научила классическая русская литература. Я не признавал ни социального заказа в литературе, ни конъюнктуры. Я не верю в такую литературу, которая не читается сегодня, а будет якобы читаться завтра. Все изумительное в искусстве напоминает красивую женщину: она производит впечатление мгновенно. Массовой любви читателя к писателю быть не может. Высокая литература может быть понятна всем, но не все ею интересуются. Вас критики чаще хвалили или ругали? На разных творческих этапах критика к любому автору относится неоднозначно. Но меня огорчало не то, что про меня писали плохое. Я хотел учиться, ждал умной подсказки. До сих пор люблю читать откровения писателей о тайнах творчества. К сожалению, писатели не подсказывают друг другу. Некоторые проявляют искреннюю дружескую застенчивость: робеют сделать замечание. Думаю, в свое время меня стеснялись огорчить и Астафьев, и Распутин, и Маканин. Они жалели, а огорчали другие. Критики никогда не брались помочь. Чаще всего критик исполнял поручение своего литературного стада в той борьбе, которая шла в советское время в литературной среде. Сейчас не лучше. Все закрыли глаза на все подлое, что есть в жизни и в искусстве. Безнравственность полная. Виктор Иванович, сейчас вы возглавляете журнал Родная Кубань. Для кого он стал родным? Читатели нашего журнала – самая благодатная аудитория. Все содержание журнала пронизано православной идеей. Когда в телевизоре с утра до вечера убивают и раздеваются, а в газетах и журналах раздеваются и убивают, да еще врут и лицемерят, то пусть хоть в одном журнале будет перебор в другую сторону, пусть хоть там напишут о русских святых, о мучениках, о страдавших за Россию. Мне пишут из многих стран – из Америки, Канады, Франции – потомки русских, благодарят за журнал и не верят, что такое можно печатать в России. Сейчас все заповеди человечества – на рынке. Зато письма приходят от читателей журнала трогательные, нежные, восторженные и благодарные. О Новороссийске писали когда-нибудь? Мне всегда в творчестве не хватало Новороссийска. Наверное, я и сам в этом виноват. Не смог реализовать задуманное. Наверное, надо было чаще приезжать в ваш город. В названии вашего романа упоминается столица Франции. А сами вы в Париже были? В конце 60-х годов я заочно познакомился с Борисом Зайцевым и Георгием Адамовичем – крупнейшими писателями и переводчиками русской эмиграции. Многолетняя переписка с ними помогла у себя на родине стать невыездным, но при этом сохранила крупицы истории Кубани. А Париж я не так давно все-таки посетил. Я наверное, не самый лучший редактор журнала. Хожу по инстанциям, что-то доказываю, но денег на журнал как не было, так и нет. Не умею и не хочу ловчить, кривить душой, поэтому и живем нищенски вместе с журналом. Сейчас вот собрал уникальный материал о голоде 1933 года, хватит не на одну книгу. Только выйдет ли она? Евгений ЛАПИН, газета Новороссийский рабочий. Наша справка Виктор Лихоносов – российский писатель, публицист, родился в 1936 году. С 1956-го по 1961 год обучается на историко-филологическом факультете Краснодарского пединститута, а затем учительствует в Анапском районе. Его первый рассказ Брянские был опубликован в журнале Новый мир в 1963 году. В 1966 году Лихоносов принят в Союз писателей СССР. Его главный роман Наш маленький Париж, соединивший современность с прошлым, сегодня называют не иначе как литературным памятником Екатеринодару. Виктор Лихоносов – лауреат премии Союза писателей СССР, Государственной премии РСФСР имени М. Горького, Международной литературной премии имени Михаила Шолохова, толстовской премии Ясная поляна. Вклад писателя в духовное и литературное наследие Кубани и России отмечен ЮНЕСКО. В настоящее время живет в Краснодаре и возглавляет литературно-исторический журнал Родная Кубань. Герой труда Кубани.